Мой знакомый, когда-то работал в отделении реанимации и интенсивной терапии. Он достаточно крепкий мужчина, без лишних сантиментов, плюс медик – много чего повидал, но однажды рассказал мне почти личную историю, которая едва не заставила его расплакаться.
В общем, отделение интенсивной терапии, сюда кроме обычных пациентов частенько привозили стариков из дома престарелых. Большая часть таких пациентов оказывались совершенно одиноки, об их состоянии никто не беспокоился, гостинцы в случае, если старик шел на поправку, никто не приносил. Впрочем, и на поправку редко шли: инсульты, инфаркты — редко кто выдерживал.
Из этого дома как-то привезли одинокую старушку, диагноз: «геморрагический инсульт», состояние тяжелое, шансы невелики. Мой знакомый занимался в палате одним пациентом, а она на соседней койке стонала. Он подошёл к ней, наклонился и услышал, как она отчаянно просит:
— Стасик, Стасичка, принеси мне моё пуховое одеяло. Оно в спальне, наверху, ну то, которое на свадьбу нам дарили.
Мой знакомый занимался другим пациентом, но когда закончил, сразу пошёл за одеялом – не пуховым, конечно, но одеялом. Вернулся, бабулька услышала шаги и снова стала просить. Он ее накрыл вторым одеялом, сказал, мол, вот твоё одеяло, наверху, в спальне взял, как ты и просила. Старушка почувствовала, что её укрыли, и стонать перестала.
Мой знакомый потом заглянул в документы – совершенно одинокая, основное место жительства – дом престарелых, то есть никакого «Стасички» в жизни этой пациентки давно нет.
На следующий день он решил к старушке заглянуть, посмотреть, может что-нибудь еще нужно, но на кровати уже никого не было. Она под тем одеялом в ту же ночь тихо и спокойно умерла.
Таких историй у моего знакомого много; если звонить ему после каждого дежурства, то он обязательно что-то расскажет. Работа у него нервная, заработки не бог весть какие, начальство не ангелы, но его сил все-таки хватает на то, чтобы кому-то принести одеяло, даже если оно и не очень-то нужно.
Это я к чему рассказываю – я тут недавно столкнулась с другим сортом медиков, наблюдала за ними в течение суток, как они с пациентами общаются, какие отношения у них между собой. И думаю, если бы я была такой одинокой старушкой и попросила бы у них ненужное на самом деле мне одеяло, никто бы мне его не дал. Я думаю, что, если бы я была одинокой старушкой без каких-либо шансов на жизнь, никто бы ко мне даже не наклонился.
Думаете, я намекаю на деньги? Нет, дело обстоит намного хуже – я говорю о человечности.
Есть у тебя деньги, нет у тебя денег — у большинства медиков нет человечности, им просто никого не жалко. И если маленькие зарплаты можно повысить, пробелы в образовании восполнить, оборудование закупить, то с человечностью ничего не поделаешь – она либо есть, либо её нет.
В наших больницах её часто нет.
Отсюда и поборы, и хамство, и, смею предположить, неэффективное лечение. Потому что так много зависит от настроения, с которым пациент собирается идти или не идти на поправку. И так много зависит от желания (не умения, а именно желания) врача помочь своему больному.
Есть, конечно, исключения, я с них и начала, но их прямо по именам, наверное, можно назвать. И, кстати, лучше не называть, добром это не кончится, они же белые вороны среди своей стаи. Просто маскируются в системе.
А система – это не Министерство здравоохранения и социальной защиты населения (хотя и оно тоже система), система — это все мы. Попробуйте упасть где-нибудь в людном душанбинском месте и посмотрите, много ли к вам подойдет народа, чтобы помочь.
Не много – я проверяла.
И, кстати, тогда мне подумалось, что «добрые, сострадательные люди» – это уже миф; оценка, которая ни за что досталась нам по наследству.